– Что за дети живут в приюте «Зюзино», как они туда попадают?
– Обычно там находится 40-50 детей, все – разных возрастов. Они поделены на четыре группы: младшая, где малыши 5-7 лет, средняя и две старшие. В младшей находятся все вместе – девочки и мальчики, а старшие – порознь. Там доходит до такого, что когда, допустим, группу девочек ведут на полдник, то мальчики туда зайти не могут. Ждут, когда группа девочек поест, а потом воспитатели отзванивают в группу мальчиков и говорят, что столовая свободна, теперь можно идти.
Воспитатели там очень строгие, и вообще все строго. Я, в принципе, понимаю, зачем это так устроено. Дисциплина там, с моей точки зрения, нужна. Но к нам, волонтерам, там очень дружелюбно относятся, с воспитателями взаимоотношения складываются отлично.
Нужно подчеркнуть, что приют «Зюзино» – социальный. Туда попадают не те дети, у которых нет родителей, а те, у которых какая-то сложная жизненная ситуация. Вот, например, мальчик, 13 лет. Он ушел из дома и провел два дня на улице. Ночью его останавливает наряд полиции и спрашивает: «А ты почему ночью один?» И тот честно говорит: «Я ушел из дома». Всё. Полиция передает его в органы опеки, а те, соответственно, начинают разбираться: почему ребенок ушел из семьи, что там за условия, в которых он живет. И вот на время разбирательств нужно какое-то место, где бы он мог пожить под опекой государства, пока родители одумаются, и пока выясняются обстоятельства. В приюте можно провести от недели до двух лет. Это не место постоянного пребывания. Но если понятно, что ситуация тяжелая, то ребенка переведут в детский дом.
– А в школу они как ходят?
– Есть две общеобразовательные школы, которые взаимодействуют с приютом, и каждое утро детей отвозят туда на специальном микроавтобусе. А потом так же централизованно их забирают в приют. Хочу пояснить: когда ребенка забирают из семьи, он не понимает, зачем он должен находиться в этом приюте – там чужие люди, другие непонятные дети. У него есть желание вернуться обратно. Какая бы семья у него ни была, он принимает ее такой, какая она есть. И поэтому из приюта очень часто совершаются побеги. Была яркая история, когда две девочки сбежали и на попутках доехали до города Сочи. И там их остановил наряд полиции и сопроводил в Москву.
После того, как дети приезжают из школы, у них есть свободное время для выполнения домашнего задания, игр. По выходным к ним могут приходить родители. Бывает, что родитель может забрать ребенка на целый день, но, конечно, с отметками, что он ведет его, например, в кино.
– А вы когда приходите?
– Тоже в воскресенье. Кроме нас приходят другие волонтеры с мастер-классами, так что от нехватки новой информации и общения там дети точно не страдают. Мне кажется, что за год, что они проведут в приюте, дети смогут посетить больше музеев, чем я за всю жизнь. А на все лето их увозят на море. И в сентябре, когда наша группа возобновляет посещение, там такие шоколадки ходят, что завидно становится. Три месяца на море! Супер…
– И зачем тогда вы ходите?
– У нашей волонтерской группы нет задачи быть нужным всем поголовно. Если из 40 воспитанников мы будем важны хотя бы для одного человека, то, с моей точки зрения, это уже смысл ходить и делать то, что мы делаем.
Наши волонтеры – это очень образованные люди. Я сейчас в уме перебираю тех, кто ходит в приют, и сразу мне в голову приходит ветеринар-хирург, юрист, архитектор, автомеханик, строитель, переводчик, философ, маркетолог. Мы даем возможность детям соприкоснуться с внешним миром. И в их возрасте, когда они еще не понимают, кем хотят быть и какой можно сделать выбор, мы им даем возможность увидеть состоявшихся в жизни людей: чем они занимаются, чем живут, как разговаривают, как они одеты, в конце концов. Это тоже очень важно. Когда ты к старшим заходишь в группу, они тебя как сканером мониторят: какие у тебя кроссовки и какой размер ботинок.
В чем я вижу основную фишку. Дети, которых забрали органы опеки, обязаны учиться, соблюдать распорядок дня. И тут приходят взрослые дяди и тети и играют с ними в настольные игры, волейбол, футбол, бегают в салочки или просто приходят понянчиться. И ребенок рано или поздно подумает: им денег не платят, а они ходят, играют, радуются, тратят свое свободное время, хотя они все работающие люди… Мне кажется, тут такое зерно сеется, что, когда дети повзрослеют, они поймут, что можно поступать как-то по-доброму. А может, кто-то станет и волонтером.
Наша волонтерская группа – это не отряд спасения. Мы просто проводим время вместе с детьми. Играем, общаемся, находим друзей среди воспитанников. Если мы с кем-то общаемся, то делаем это на равных. Дети чувствуют себя с нами свободными, раскованными. Кто-то, конечно, любит посидеть на лавочке, а кто-то, наоборот, ждет нас, и когда мы уходим, начинается: «А вы придете завтра? Не уходите!» Это показывает, что все у нас получается хорошо.
– И чем вы занимаетесь с подопечными? Пытаетесь каждый раз их чем-то удивить?
– Даже при том, что у нас посещения раз в неделю, этот вопрос всегда витает в воздухе: «А чем же мы их будем удивлять?». Но задачи удивить так, чтобы они прям были в восторге, нет. Потому что потом нужно будет себя как–то опять подавать, держать марку… Но с другой стороны, конечно, если мы каждый раз будем приходить с пустыми руками, то это тоже не то. Без каких-то мастер–классов, без идей… Но если мы можем организовать какую–нибудь подвижную или интеллектуальную игру, это уже считается, что мы пришли «с чем–то».
У нас есть чат в WhatsApp, где мы с волонтерами обсуждаем, чем мы будем заниматься во время следующего посещения. Если у нас появляется какой–то активист, волонтер, который скажет: «О, у меня тут есть идея», то всё, человек попал. Раз это его идея, то он знает, что хочет, и мы начинаем строить наше посещение вокруг этой идеи. А мне как координатору выделяется скромная сумма денег, которая может быть на нее потрачена.
У нас есть два типа посещений. Я их условно для себя называю летние и зимние. «Летнее» посещение проходит на улице, как правило, с 4 до 6 часов вечера в хорошую, солнечную погоду, когда грех сидеть в помещении. У приюта очень хорошо обустроена площадка, есть коробка для хоккея, соответственно, летом это – футбольная коробка. Есть волейбольная площадка, карусели, качели, какие–то тренажерные элементы и просто скамейки, где можно посидеть, поговорить, поиграть в мафию или на гитаре.
У нас есть одна девочка-волонтер, которая поет на английском. У нее замечательный голос, дети прямо заслушиваются, шикарно… Есть еще волонтер Саша. Он любит играть в футбол. По профессии Саша юрист. Но когда я смотрю, как он играет с детьми в футбол, я думаю, что он такой юрист, которому бы в сборной играть. И когда дети видят, как он троих обводит, – причем это пацаны из старшей группы, которая, грубо говоря, на этой коробке живет, – то там такое уважение! Он для них становится, не знаю, прям старшим братом. Сразу видно, как они к нему тянутся, стараются от него что–то перенять, может быть, даже чему–то научиться, спросить совета.
Когда есть такая сильная фигура, когда человек в чем–то хорош, дети начинают к нему прислушиваться. Они пытаются быть похожими на него, и это очень ценно.
– А в плохую погоду что делаете?
– Это я называю «зимние» посещения. В основном, это поздняя осень, зима и ранняя весна, но и летом, если льет дождь, мы находимся в помещении. Тогда это, конечно, настольные игры. Если это старшие мальчики, то там и «Активити», и «Имаджинариум», «Свинтус», игра «Бэнг» – на «Мафию» похожа. У старших девочек все посложнее. Как ни приходишь, они хотят играть только в классическую «Мафию», и они обожают эту игру, не знаю почему.
А еще с ними отлично заходят просто душевные беседы, когда ты сидишь, разговариваешь о жизни, они рассказывают истории, особенно, если довелось устроить какое–нибудь чаепитие. Вот как у нас было на 8 марта: ребята помогли стол принести, собрались кружком, у всех были чашки с чаем, тортик, и вот так провели посещение. Отлично был контакт налажен.
– А есть какие-то сложности у вашей группы?
– Конечно, есть. Нужно быть готовым, что на тебя могут «наехать». Ребенку 11 лет, а он уже матерится так, что ты в свои 28 таких слов не знаешь. Ну, ребята все такие, и мы там не первый день, соответственно, все нормально проходит… Но новых волонтеров мы, конечно, инструктируем, что все бывает. Особенно, если там еще и игра такая накаленная, тот же футбол или волейбол. Вот из последнего: мы играли мячиком, а потом этим мячиком мне так полетело, что очки сбило. А потом и 30 секунд не прошло, мальчик мальчику кулаком ударил. Думаешь: «Господи, что же это творится?» Но это крайности. Так у нас, скажем, девять месяцев посещения – все нормально, все шелково. И вот на одном бывает что–нибудь такое, что запоминается.
Так что дисциплина, которую стараются держать воспитатели, оправдана тем, что без нее там наступит анархия. И тут очень важна, конечно же, личность. Если волонтера уважают, если он в чем–то круче, если дети видят в нем образец для подражания, то все будет отлично. Но если человек, скорее, исполнитель, то ему лучше быть в младшей группе. Подросткам больше подойдет более опытный, более харизматичный волонтер.
Еще очень важный момент в этих посещениях, это курение. С волейбольной площадки очень хорошо видно, когда дети бегают за хоккейную коробку курить. И вот ты вроде бы в волейбол должен играть, подачу подают, а ты видишь, что там курят. И ты через всю площадку: «Не кури!», и имя там, допустим. А мне в ответ: «Тссс, тссс! Не надо-не надо, не пали меня».
Я даже иногда думаю, что пора проделать с ними опыт с ютуба на тему курения. Там нужно взять бутылку с водой, ватку, подсоединить через шланг сигарету и сделать дырку снизу, чтобы создать тягу воздуха. Потом достается эта ватка, и после двух сигарет ты ее видишь просто почерневшую. Я как человек некурящий смотрю и понимаю, что вот это всё может остаться в моих легких после двух сигарет. А когда ты по 20 сигарет в день выкуриваешь, о чем ты думаешь? Зачем ты это делаешь вообще?
Мне кажется, это – наглядный пример. А вот эти разговоры «Не кури, это вредно», это не работает. Сугубо личный опыт, когда человек сам увидел. Вот тут, мне кажется, больше шансов, что что–нибудь отложится.
– Похоже, ваши волонтеры – это очень уверенные в себе люди.
– Да, как я уже сказал, наши волонтеры – это личности. В приют они пришли по разным причинам. Есть те, которые идут сюда целенаправленно. Скажем, контингент старших детей: я вижу это как свое поле для работы. Да, конечно, с маленькими детьми я тоже спокойно нахожу язык, играю, все отлично. Но со взрослыми я чувствую себя комфортнее. Там уже такой возраст, когда можно о чем-то более серьезном разговаривать, а не просто о каких–то динозавриках и бабочках.
Есть у нас несколько волонтеров-девушек, цель которых пойти и поиграть именно с малышами. Младшая группа – она самая лайтовая. Когда ты приходишь, они сразу на тебя кидаются обнимать со словами «Мамонтеры пришли!». Они просто тебя любят за то, что ты вообще уже есть. А есть волонтеры, которые на вопрос во время собеседования о том, в какую группу они хотели бы пойти, отвечают: «В ту, где люди нужны. Направьте меня туда». И если на тот момент приюту «Зюзино» нужны новые волонтеры, то человеку предлагается пойти и попробовать. Соответственно он приходит, пробует и остается.
Конечно, бывают случаи, когда кому–то это не совсем подходит, и он переходит в другую группу. Кто–то один раз для себя сходил, узнал и потом перестает вообще ходить. Но те, кто остаются, начинают считать себя частью коллектива приюта «Зюзино». Всё, это уже стало родное место.
Я сам изначально был волонтером в ФНКЦ. Когда там объявили карантин на три недели, я подумал, что надо, наверно, сходить еще куда-то, посмотреть, расширить горизонты. А приют «Зюзино» у меня как раз рядом с домом. Я сходил туда один раз, потом второй, потом третий раз, а потом начал ходить в две группы. И вот теперь дослужился, стал координатором.
– Вы потом обсуждаете посещение с волонтерами?
– Конечно же, у волонтеров должна быть обратная связь. У нас есть традиция после посещения идти пить чай. Или в Макдональдс… Это уже часть ритуала, и прямо грех потом не предложить ребятам посидеть в кафе. Я считаю, что это вторая часть посещения, которая, скорее, чисто для волонтеров, но она очень нужна. Просто иногда нужно обсудить какие-то сложные моменты, выговориться, человек, может, просто хочет быть услышанным.
И опять-таки, это очень важно для планирования следующих посещений, особенно, если посещение было очень успешным, удачным, прям огонь. У всех глаза горят, идеи из людей прямо так и искрят. То есть, ты просто сидишь и мысленно с корзинкой бегаешь, подбираешь. «О, можно, эта идея хорошая, тут можно объединить, тут можно что–то докрутить». И уже в уме откладываешь: «Так, это следующее посещение, через одно можно вот этим заняться, и еще можно Илью Комарова с его «Кунг-фу–пандой» пригласить». Целый список можно составить.
И, конечно, людей еще подкупает то, что мы никого не заставляем, если у тебя есть зов души пойти сегодня в «Зюзино», отлично, приходи, мы тебя ждем. Если не можешь, мы не обидимся, мы все прекрасно понимаем. Это нормально.
Андрей Мурсеев, координатор волонтерской группы Добровольческого движения «Даниловцы» в Центре содействия семейному воспитанию “Зюзино”.