Из этого урока вы узнаете что значит быть волонтером в Добровольческом движении «Даниловцы»
Волонтёр в «Даниловцах»
Волонтёр в нашем Добровольческом движении — это человек, изъявивший собственное бескорыстное желание делать то, что делаем мы. Делать это вместе с нами. Если у него какой-то корыстный интерес, то это не волонтёр. А если не с нами, то это волонтёр в другой организации.
Для нас волонтёр — это соратник, человек, с которым у нас много общих ценностей, точек соприкосновения, много совместных дел. Это, конечно, и единомышленник.
Мы открыты для разных волонтёров. Нам важно, чтобы мы с волонтёрами были за одно, чтобы нам в нашем общем деле было дорого одно и то же.
Рядом с нами в больницах работают сторонние волонтёрские группы, и далеко не у всех есть общие ценности и своего рода единодушие, понимание своей роли для подопечных и видение должного поведения волонтёра. И, как следствие, бывает, что их конфликты и противоречия порой видны и нам — сторонним людям.
В «Даниловцах» доброволец — это объект нашей заботы, человек, которого мы бережем, храним, «выращиваем». То есть, и он тоже подопечный нашей организации. Когда к нам приходят новички, мы понимаем, что им нужно внимание. Чаще всего это люди горящие, проявляющие истинный интерес, стремящиеся что-то делать. Их энергию нужно направить в позитивное русло и для подопечных, и для них самих, и для волонтёрской группы, что не так уж просто.
Кто волонтёр для подопечного?
По отношению к своему подопечному волонтёр, в лучшем случае, друг, но чаще всего — человек из большого мира, пришедший побыть рядом с ребенком, бездомным, с тем, кому нужна помощь. Можно сказать, что волонтёр — это тот, кто пришел к нуждающемуся в гости разделить с ним его положение.
Кстати, для подопечных часто большая загадка, кто же такие волонтёры, как люди? Что ими движет? Бывают вопросы: Ты чего пришел? Ты зачем вообще пришел, ты кто вообще? Дети об этом спрашивают, а через минуту уже тащат волонтёра куда-то поиграть, показать свою любимую игрушку. Были у нас такие диалоги: Ты чего сюда пришел? — Поиграть. — С кем поиграть? — В том числе и с тобой. — А зачем?. . Ну пошли.
Подопечному часто важно знать, что волонтёр от него ничего не хочет. Что он пришел не для того, чтобы лечить, учить, воспитывать, развивать, развлекать. Он просто к нему лично пришел.
Среди многих верующих людей популярна идея, что мы все «братья и сестры», что волонтёры и те, кому они помогают — это одна семья, одна Церковь. Такая модель реализуема в крепких опытных религиозных сообществах. В своем абсолютном виде общинность невозможна в общественных организациях. А «Даниловцы» — общественная организация.
Для нас важно говорить о нашем равенстве, которое основывается на одинаковой ценности и достоинстве и на том, что мы оба одновременно нуждающиеся и помогающие. Но как бы мы не относились с общинности, она в любом случае не отменяет некоторую субординацию, старшинство и ответственность волонтёра за то, что он дает подопечному.
Да, порой подопечный своим присутствием, своим общением помогает волонтёру. Но при этом, абсолютное равенство будет обременительно и несправедливо для самого подопечного. Опыт работы с подростками однозначно говорит — не должно быть с ними заигрывания, должен быть буфер, где нет места панибратству.
Вообще, определенная субординация и понимание своих ролей и разницы в ответственности — это условия безопасного общения. Для младшего студента безопасно и удобно, чтобы был старший компетентный взрослый, который просит, иногда даже приказывает. Если студент, а в нашем случае подопечный или простой волонтёр вдруг поймет, что вся ответственность за ситуацию на нем, ему будет плохо.
Как бы там ни было, волонтёр идет к нуждающемуся. В этом смысле позиции волонтёра и подопечного неравны. Иногда жизнь подопечного сопряжена со страданиями, тяжелыми переживаниями. И изначально у волонтёра установка давать, поддерживать. Это потом может произойти слом, когда волонтёр поймет, что его подопечный на деле тоже чему-то учит, и они в какой-то мере партнеры. И все же, есть кто-то младший и старший. Есть тот, кто останется сейчас, к примеру, в детском наркодиспансере, и тот, кто выйдет. Есть тот, кто ест еду, а есть тот, кто приготовил ее. Разница в любом случае есть, и отвергать ее не стоит.
Ресурсы волонтёра. Что у него есть? Чем он делится?
Начнем с общего. Огромным ресурсом для волонтёра является сама наша организация. Внутри нее он может учиться, делиться переживаниями, общаться, иметь совместный досуг, получать поддержку не только профессиональную, но и чисто человеческую.
В нашей организации и во многих других, немалым ресурсом является сайт. На нем посетители видят, что происходит в волонтёрских группах, видят отклики, фотографии со счастливыми детьми и получившимися поделками, получают вдохновение на собственное дело. Для волонтёров — это постоянная подпитка — узнавать, что хорошего произошло внутри организации, получать силы.
Главный ресурс волонтёра — это его добрая воля. Пока у него есть желание, стремление, понимание того, что нужно делать, он будет это делать даже в самых плохих условиях. А когда оно — личное желание — закончится, то даже самые лучшие поддержки, группы, сайты не возбудят его. Как бывает в жизни? Волонтёр приходит к подопечному чаще всего после работы или учебы уставший, голодный, изможденный. Ему нужна мотивация, чтобы воплотить задуманное: провести мастер-класс, игру, обучение. И, если у волонтёра нет желания, или он не чувствует поддержку от организации и от своей группы, то он вскоре отступит.
Именно поэтому, устойчивость волонтёрской организации — в том числе нашей — обеспечивается, тем, что мы даем возможность выбирать. То есть мы не тратим силы на то, чтобы зарядить добровольца энергией, но предлагаем целый горизонт, о котором говорим: «Вот тебе много возможностей — выбери, что тебе нравится». Очень радостно, когда уже на собеседование приходят люди, которые определились, что и где они хотят делать.
О мотивации волонтёров
Мотивации волонтёров очень разные. Непросто выделить какую-то главную. Среди приходящих к нам есть такие, что говорят: «Я сам в детстве болел этим…»; «У меня брат инвалид, и я знаю, что это такое…»; «Я был в больнице и помню, как там пусто…». Есть и противоположные мотивы, когда человек готов идти куда угодно, только не в больницу: «Я лежал в больнице и больше ни за что туда не пойду». Есть и те, для кого жизнь бессмысленна: «Я чувствую себя никому ненужным, мне надо, чтобы кто-то показал, что я ему нужен». Или: «Офис, работа, скучно. У меня остается много времени и мне некуда его девать». «Друзей нет, и в этом мире я себе точку приложения не нашел».
Замечательный мотив: «Я же должна делать добро. Все должны делать добро». Есть «мужской» мотив: «Я же когда-то стану отцом, мне надо знать, с какой стороны к ребенку подойти». Девушек, кстати, такая сторона дела тоже интересует, но реже. Еще есть: «Я учусь на медика или психолога, и мне хочется посмотреть на свою работу с другой стороны».
Нередко люди приходят с желанием помочь. Просто помочь.
Есть и такие: «Дети подросли, я столько всего с ними умею». Есть стремление продлить детство, хотя это не всегда осознается: «Я столько удовольствия получаю от этого всего! Мы с ребенком там так зажигаем!» Бывает и такая цель — попробовать себя на прочность в мире, где есть смерть, страдания. Вообще, узнать свои возможности.
Для нас все такие мотивы вполне рабочие. Мы рады, что люди приходят разные.
При собеседовании у нас нет необходимости глубоко лезть в душу волонтёра и стараться досконально ее изучить. Конечно доверительная и достаточно открытая беседа нужна. Если вдруг возникнут подозрения, то всегда можно их проверить и в случае чего не допустить волонтёра к подопечному. Но знать особенные тонкости мотивации нам не надо. Тем более, что по ходу дела мотивация у волонтёров меняется. Нам очень важно понять, что же человек сейчас для себя ищет. В-первых, потому, что не в каждой группе новичок сможет свои запросы реализовать. Во-вторых, важно понять, как человек видит сам себя в отношении подопечных. Если волонтёр находит для себя интересное направление (например, помощь в больнице), а в нем «нужного» себе человека, то здесь интересы ребенка и волонтёра пересекаются, и это прекрасно.
Нам нужно убедиться на собеседовании и потом в волонтёрских группах в самом факте осознанного волонтёрства. Ибо это дает волонтёру опору. Осознанность очень важна в отношениях координатор-волонтёр. Это залог взаимного доверия.
Надо понимать, что поведение волонтёра с ребенком может быть абсолютно одинаковым при очень разной мотивации, и очень разным при одной и той же мотивации. Поэтому нам, и прежде всего координаторам групп надо знать своего волонтёра, как человека, а не стараться изучить его «внутренности».
К примеру, в отделении больницы появляется ребенок, у которого мама говорит, что они путешествуют по больницам уже 2 года, что ребенок измотан, а ей жить не хочется. И если координатор знает, что у него в группе есть волонтёр, который несколько лет провел в больнице, то можно его попросить встречаться с этим ребенком. И это очень важно. Потому что, если ребенок находится в какой-то кризисной ситуации, он скорее будет контактировать с тем человеком, который его поймет. Но мотивом прийти в больницу для этого волонтёра могло быть что-то не связанное с его больничным прошлым.
Мы знаем на опыте — часто волонтёр встречается со «своим» ребенком. И это чудо. В НИИ нейрохирургии им. Бурденко в детское отделение как-то пришел волонтёром наш друг полицейский с большим опытом работы с детьми и молодежью. И к нему сам подошел ребенок и они провели немалое время вместе. Потом оказалось, что мальчик — вполне себе криминализующийся детдомовец, для которого встреча с таким волонтёром была очень важна. Они отлично нашли общий язык. Они встретили друг друга и нашли поддержку в друг друге.
О религиозной мотивации
В нашей практике религиозные мотивы не такие частые. «Батюшка сказал, что надо стать волонтёром» встречается, но это скорее исключение, чем правило. Вообще, распознать чисто православный или иной религиозный мотив сложно. Дело в том, что за отсылками к заповедям или благословениям могут скрываться другие причины, и они очень разнятся. И совсем непросто понять, что движет человеком, что он хочет другому дать и от него получить. Заповедями очень легко «отговориться».
При этом, конечно, есть и такие, кто сознательно приходит исполнять заповедь Божью о служении ближним, о любви к ближним. В некоторых наших волонтёрских группах немало таких людей.
И все же, понятно, что наше движение так или иначе связано с православным христианством. Мы никак не религиозная организация, но и наше имя и наши ценности и даже наши принципы работы серьезно в христианстве укоренены. И потом, наша организация начала свое существование в стенах Данилова монастыря.
Некоторые волонтёрские группы молятся перед началом своего дела. Причем, во многом это не традиция, подталкиваемая координатором, но традиция группы. То есть, координатор и волонтёры могут несколько раз смениться, а группа как молилась, так и молится. При этом те волонтёры, которые не готовы молится, имеют свободу этого не делать. Это всегда личный выбор.
Для некоторых наших волонтёров именно «православность» — критерий выбора добровольческой организации, причина, почему «Даниловцев» предпочитают другим движениям. Бывали случаи, когда волонтёры говорили о потенциальной возможности своего воцерковления. Они хотели присмотреться к христианству через нас.
С какими волонтёрами мы не работаем?
Недопустимо работать с сексуально озабоченными, агрессивными или явно неадекватными людьми. Мы категорически не работаем с экстрасенсами и теми, кто увлекается оккультизмом. Не работаем и с теми, кому нужно провести исследование на подопечных, будь то социологи или психологи или иные специалисты.
Мы не всегда готовы принимать в волонтёры тех, кто недавно получил душевную травму и нуждается в участии специалиста психолога. Например, однажды пришла мама, только что потерявшая ребенка. Мы не взяли ее в больницу. Тогда ей самой нужна была помощь.
Есть популярная идея создания сообществ, которые являются реабилитационными и для самих волонтёров. Например, в наркологических диспансерах, когда тем, кто только восстанавливается, предлагают пойти в волонтёрскую организацию и сделать доброе дело. В таких случаях, конечно следует все рассматривать индивидуально. Но наше движение — не реабилитационный центр. Этим должны заниматься профессионалы.
Еще мотив, с которым мы не готовы работать, это желание самоутвердиться за счет детей. Хоть и редко, но в нашей практике такие случаи были. Это когда волонтёр говорит ребенку: “Вот смотри, как ты плохо сделал, и как я сделал хорошо. А у тебя косо, а у меня прямо”. В подобных случаях приходится расставаться.
Отдельно следует сказать и даже подчеркнуть, что мы не готовы работать с подростками, которых родители буквально «впихнули» в волонтёрскую организацию. Плохо, когда у человека нет личного желания и совсем недопустимо заставлять человека.
О влиянии на мотивацию
«Даниловцы» не приемлют и не практикуют то, что называется «замотивировать людей» или «завлечь» их куда-то. Есть системы, где без «мотивирования» не обойтись, например, школы, если надо вывести старшеклассников посадить аллею в парке. Но такая работа со школьниками требует серьезного, в том числе педагогического сопровождения волонтёров и у школы есть для этого ресурс и полномочия.
Наш подход к волонтёрам другой. Мы даем им реализовать свою добрую мечту. Мы создаем для этого и учебное и рабочее пространство, где можно осознавать свою мотивацию, где можно слышать других. Мы не можем поменять мотивацию или дать ее. Мы можем поддержать человека в существующей мотивации или в поиске мотивации, когда старая закончилась. Порой волонтёры говорят: «Вот я ходила-ходила, все было хорошо, потом я поняла, что это стало бессмысленным. Теперь я не знаю, ходить или не ходить». А потом, могут сказать: «Я прожила с этим пару месяцев и поняла, зачем мне сегодня это надо. И теперь я профессиональный волонтёр».
Если человека в какое-то дело втягивать или вталкивать, то хорошего контакта с подопечными не будет. Нет общего какого-то интереса. Тяжело будет и человеку. Проявится скрытый протест, будет ощущение скуки или вины. Вообще, чтобы прийти к подопечному, а это свободный сознательный выбор, каждый раз нужно себя немного принудить. И если ты делаешь это, потому что кто-то, а не ты сам этого хочет — это каждый раз мучение.
Конечно, если волонтёр — человек взрослый, воспитанный, адекватный и его куда-то «втянуть», то скорее всего трагедии не будет. Но и радости не будет, ни волонтёру, ни подопечному. Представьте, кому будет хорошо, если с ним посидит, пообедает человек по приказу, желающий сейчас быть в другом месте?
Свобода, ответственность, права, обязанности.
Есть общий принцип: свобода человека ограничивается ответственностью других людей. Есть и более формальный подход. Свобода ограничивается правилами. В нашем случае правилами «Даниловцев», правилами того учреждения, где мы работаем и, безусловно, законами Российской Федерации.
Волонтёр, конечно, обязан соблюдать правила по отношению к подопечным, к их родителям (если речь о детях), к персоналу учреждений. Он не может вести себя, как хочется. Он не может прийти в больницу с простудой. Волонтёр не может устраивать какие-то нововведения, не обговаривая это с координатором.
Можно сказать, что основная обязанность волонтёра — это быть в диалоге с координатором, ставить координатора в известность. И он, безусловно, должен принимать решения координатора. За процесс в целом отвечает координатор, волонтёр не отвечает. Координатор — ответственный и за безопасность всей группы.
При этом у каждой волонтёрской группы могут быть и свои правила, свои традиции, даже своя система управления. Но тут волонтёр свободен, если он захочет что-то придумать, что-то предложить, у него есть все возможности переговорить с координатором, с группой. Возможно, прежде чем он сможет проявить свою инициативу, координатор попросит его подождать пару месяцев, чтобы присмотреться, насколько человек серьезно относится к волонтёрству, регулярно ли ходит, а потом — да, пожалуйста.
Основная ответственность волонтёра — это, в первую очередь, извещать координатора группы о своих намерениях. Пойти или не пойти — это его свобода, но он должен поставить в известность. Если он взял на себя какую-то часть работы (организация мастер-класса с детьми, фотосъемка, репортаж) и у него не получается, он должен поставить об этом в известность, или обговорить изменение ситуации, отказ. Всякое бывает. В этом смысле волонтёр призван быть прозрачен.
Об ответственности волонтёров
По факту волонтёр ответственности за группу и за процесс в целом не несет. Волонтёр отвечает за то, что происходит между ним и подопечным. Волонтёр — участник внутренних процессов в группе и не может за них в целом отвечать.
И все же важно, когда человек начинает мыслить категориями «мы»: «Это было наше посещение». «У нас было очень здорово, но там был такой-то инцидент». Хорошо, если волонтёр видит все пространство. Хорошо, если ему не все равно, что происходит между другими волонтёрами. Тогда можно говорить, что этот волонтёр разделяет ответственность группы. Но утверждать, что это обязательное условие — было бы неверным. Многие к этому не готовы. Но при этом они очень ответственно подходят к своему общению с подопечным.
К примеру, в игровой комнате больничного отделения часто много тревоги или много, много разочарования и гнева подопечных, что-то не получается. Много людей с ограниченными возможностями. Или какой-то произошел в больнице инцидент до прихода волонтёров. И волонтёрская группа во главе с координатором создает вместе в игровой атмосферу. Например, какие-то дети перестали друг с другом общаться, они поругались. В принципе, мы можем в пространстве игровой потихоньку попробовать помочь, если не восстановиться этим отношениям, то хотя бы сделать так, чтобы люди увидели друг друга. Безусловно, вклад в общую атмосферу каждого волонтёра очень большой. Если волонтёр не реагирует на то, что вокруг, не реагирует на других волонтёров и детей, это тяжело для общей атмосферы. Но бывает и такое.
По сути волонтёр — это тот, кто имеет право быть в группе и участвовать в процессе. Очень хорошо, когда волонтёр чувствует себя частью общего процесса, чувствует свое влияние и поддерживает общий процесс. Но может и не чувствовать. Например, координатор, который, может заметить, что в игровую пришла девочка Катя, она все крушит на своем пути и некоторый баланс нарушился. Координатор может ожидать от волонтёров, что они это увидят, перестанут общаться или играть с другими детьми и займутся Катей. И волонтёры могут это сделать, а могут и не сделать.
Конечно, если эта Катя крушит все так, что даже гуашь льется на пол и потом линолеум не спасти, и какой-то волонтёр рядом с Катей не оторвался от своего ребенка и не вытер эту гуашь, то со стороны персонала больницы будет скандал и неприятности для группы. В таком случае этот волонтёр неправ. Но если происходящий хаос не угрожает ни дальнейшему функционированию группы, ни тем более здоровью детей, то волонтёр совершенно не обязан бросать «своего» ребенка, чтобы что-то устраивать.
И тут не просто такое поведение оценить. В любом случае — и мы это знаем из опыта — волонтёрская группа — это не армейская структура, чтоб все ходили строем. Бывает такое. Пришла группа в больницу, договорились делать с детьми город из картона. А один волонтёр (обычно это девушка) берет парочку детей и идет мастерить что-то из бисера. И в следующий раз они снова мастерят из бисера. И координатор, время от времени может подходить, восхищаться тем, что они делают, показывать город из картона (то есть вовлекать), но не может и не имеет права прекратить бисероплетение. И, что самое важное, всегда находятся не только волонтёры, которые не хотят, как все, но и дети, которые такие же. И она находят друг друга.
Задача координатора сделать так, чтобы дети не чувствовали принуждения, что они обязаны что-то делать. И для этого волонтёры должны быть свободными. И если кому-то из волонтёров надо два месяца или два года сидеть только с бисером, и его будут окружать два ребенка, которые только из бисера будут что-то делать, это очень хорошо.
— За что отвечают координаторы волонтёрской группы?
Еще раз повторим. В «Даниловцах» мы исходим из того, что волонтёр за процесс и за группу не отвечает. Это прежде всего потому, что за любым волонтёром остается право в любой момент уйти, а это значит, что нагружать его серьезной ответственностью — это бессмысленно. Если волонтёр готов нести ответственность только за себя и ребенка здесь и сейчас, то важно дать ему такую возможность. И не перегружать его чем-то еще.
Тогда может возникнуть вопрос: «Получается, за все отвечают координаторы и вся гора ответственности на них?» Для нас ответ такой: нет, координатор не отвечает за отношения между волонтёром и ребенком, он отвечает за общую складывающуюся ситуацию. Всегда получается так, что если координатору что-то важно, то в группе найдутся два-три единомышленника, которые захотят эту ответственность разделить. Не по назначению, а по доброй воле. Если волонтёр готов разделить ответственность с координатором, и может на себя ее взять и если это координатору нужно и координатор готов поделиться, то это очень позитивно. Но не каждый координатор в этом нуждается. И это тоже позитивно.
Когда координатор достаточно долго управляет группой и группа более-менее стабильна, то чаще всего люди, которые ходят больше полугода, уже готовы видеть какую-то перспективу, уже понимают картину в целом. И таким людям несложно что-то поручать, ибо они и сами к этому готовы. Но это не директивная и не формальная модель. Это модель отношений, развития и взросления.
Что волонтёр может дать подопечным. Что в его силах?
Попробуем пояснить на примере больниц. Больничный день, время работы врачей относительно мало. Обычно с 8 утра до обеда. После чего пациенты ждут следующего утра, когда будут результаты чего-то или врач что-то скажет. Или будет еще одна капельница, еще один укол, после которого что-то может измениться. Поэтому вторая половина дня такова, что ее нужно быстрее прожить. При этом есть еще тревога, получится ли поспать, не станет ли ночью хуже и т. д. И эти полдня таковы, что с ними надо что-то сделать. Но при этом ни у ребенка, ни у родителя, ни у персонала нет ресурсов, чтобы включиться в это время как во что-то ценное. Это время надо убить.
А волонтёр, приходя к ребенку, как бы проявляет это время, делает его ценным, он как бы останавливает ход этой болтанки тревожной. И ребенок попадает в 2 часа «здесь и сейчас» с другими людьми, когда он действительно позитивно проживает это время. И мне, кажется, что это одна из важных причин, почему волонтёр приходит. Одна из самых важных вещей, которые дает волонтёр ребенку в больнице, — это возможность оказаться в настоящем и прожить это время в полноте и выразить это в общении или в творчестве.
А второе, что дает волонтёр — это некая перспектива и некое раскрытие новых личных человеческих отношений. Потому что часть отношений закончилась — человек покинул свою школу или уехал из своего города. И чем больше ребенок в больнице, тем больше отваливается каких-то знакомств, особенно неглубокой дружбы, приятельства. И перспектива, если болезнь тяжелая, может представляться такой, где все меньше и меньше общения и искреннего человеческого участия. И когда приходят волонтёры, которые проявляют искренний интерес к ребенку, у него появляется ощущение, что он может заводить новые знакомства, поддерживать новые отношения, может познавать новое.
В таком случае ребенок может понимать, что если он оказался в изоляции, то это его выбор. Да болезнь принесла ему некоторые ограничения, но если он дальше не занимается творчеством, ни с кем не общается, то это его выбор. Он в любой момент может поменять свое решение. У него есть возможность жить по-другому, потому что рядом есть люди, которые готовы проживать этот больничный день вместе с ним. Это, наверное, самое важное для чего нужен волонтёр в больнице.
В сиротских учреждениях тоже самое. Ребенок может воспользоваться волонтёром в своих целях, чтобы, чтобы жить и развиваться. Волонтёр приносит интерес к ребенку. Волонтёру интересен ребенок, а не результат от ребенка. И это редкость! В сиротских учреждениях тем более. Волонтёр приносит ему свободу. «Участвуй, не участвуй; делай, как хочешь. » Даже в мастер-классе можно сказать «нет» или что-то поменять. И это тоже большая редкость.
Волонтёр приносит некий знак, что мир за окном готов ребенка принять! Волонтёр готов выстраивать какие-то отношения и делиться опытом этих отношений. А дальше все в руках ребенка — как он этим воспользуется, что он с этим сделает. Это как раз та область, где ребенок может сам попробовать что-то новое, поэкспериментировать.
Зачем нужна групповая система?
В «Даниловцах» групповая система волонтёрской работы с самого начала была очевидной и единственно возможной. Это когда волонтёры работают только группами и только по расписанию. У каждой группы свой координатор. В других организациях такая групповая модель встречается нечасто. Подавляющее большинство из них имеет либо смешанную систему, либо систему разрозненных волонтёров, где они сами по себе.
Группы для нас ценны и важны вот почему. Один человек, если он придет в больницу без каких-либо ярких и профессиональных предложений (шарики, мыльные пузыри, фокусы и т. д), будет поглощен атмосферой самого заведения. В результате не произойдет преображения атмосферы и изменения климата, поскольку сам человек в таком тревожном месте чувствует себя некомфортно. Ему тоже нужно как-то мобилизоваться, защититься. Даже если он искренен, то он все-равно очень напряжен. И он в атмосферу напряжения вносит напряжение. Если же в больничное отделение приходит несколько человек, то это уже команда друзей-единомышленников. Они не только ставят столы и кладут на них все для творчества, но и создают определенное новое пространство с новыми законами, правилами, атмосферой. И приглашают детей. Тут не кто-то один приходит в гости, а целый мир приходит в гости. В этом мире есть эмоциональная безопасность, уважение. У волонтёров есть чувство локтя, поэтому они более свободны. Качественно меняется атмосфера.
Волонтёрская группа — это огромный ресурс для волонтёров и очень большой ресурс для подопечных.
Что могут группы и что одиночки? Чтобы ответить надо понять какие цели преследует та или иная организация и чего она хочет от процесса. Если мы хотим создавать пространство общения, творчества, пространство, где люди видят друг друга и общаются друг с другом — это одно. Тут группа справится. Одиночка — нет. Если мы желаем провести мастер-класс по рисованию, квиллингу, по чему бы то ни было, то это одиночкам вполне по силам. Или если нужно, чтобы волонтёр взял какую-то справку и отвез ее в учреждение, завизировал и вернул, а другой помог маме с ребенком собрать вещи и доехать до вокзала, то это вполне могут и одиночки, которые дистанционно управляются и отчитываются.
Волонтёры одиночки — это очень часто уникальные люди, достаточно зрелые. Волонтёрство одиночек — не для каждого. Один на один прийти в больницу — это непросто. Поэтому многие пробуют, приходят два, три раза и исчезают.
Групповое волонтёрство — оно для каждого. И группа в таком случае — это идеальное пространство, где каждый может себя применить, внести вклад, и мы получим то, что необходимо в больнице, в детском доме и т. д.
Система одиночек менее устойчивая. Человек заболел — мастер-класса нет, а дети ждут.
Одиночками, на наш взгляд труднее управлять, если мы действительно хотим результата. Трудно быть координатором волонтёров одиночек. Непросто узнать, что у них происходит, почти невозможно повлиять, обезопасить, проконтролировать. Для организаторов это достаточно тяжело, так как они должны отвечать за ситуацию, на которую почти не могут влиять.
Конечно, многое зависит от входящего потока и системы отбора. Если остаются настоящие «бриллианты», то результат будет. Но сколько сил нужно потратить на поиски этих «драгоценных камней». И даже если есть силы, то нельзя забывать, что нужно как-то справляться с разочарованием большого количества отсеянных людей.
Отличительная черта «Даниловцев» — работа волонтёрских групп только по расписанию. Например, волонтёрская группа в детский наркодиспансер приходят строго по четвергам и субботам в положенное время. Этому есть причина. За процесс отвечает координатор, для которого руководство группой — это работа, даже если он получает скромные деньги или не получает их вовсе. А работа должна иметь четкий и доступный ему график. Это простое условие гарантирует постоянное присутствие координатора в группе. Для нас это принципиально важно. А дальше, это конечно большое подспорье для подопечных. Это как говорил Лис Маленькому принцу: «Приходи всегда в один и тот же час… Я буду знать к какому часу готовить свое сердце…».
В дни экономического кризиса в больницах многое непредсказуемо, у пациентов много тревоги: сколько будут стоить лекарства, будут ли квоты на лечение, будут ли работать врачи и т. д. И наша задача сделать так, чтобы хотя бы по четвергам и субботам волонтёры всегда приходили. Это для многих наших подопечных — островок стабильности. И волонтёрам проще, есть опорные точки. А бывает и такое, когда волонтёр не собирался, но вдруг понял, что сегодня четверг и у него свободный час. И он может прийти в больницу. Он знает, что там будут другие люди, что он будет не один.
У волонтёра и так много личной ответственности. Само решение прийти или не прийти обусловлено только его свободным выбором. Это каждый раз непростое решение. И если к этому прибавляется повторяющийся вопрос выбора дня и времени — это совсем тяжело.
Группа или команда?
Для нас группа и команда разные вещи. Команда работает на общую цель. И эта цель является таковой для всех участников. Они становятся как бы единым целым для ее достижения. Личная цель каждого совпадает с общей целью. Не на словах, а в каждом действии. В реальности команды такого уровня очень редко бывают. Команда бывает очень гибкой. Распределение ролей не жесткое, а меняющееся в зависимости от ситуации. Каждый вкладывает свои возможности, и каждый точно знает, чего ожидать от другого.
Когда мы говорим о группе, здесь нет такой общей цели. Есть стиль общения, расположение друг к другу. Один хочет одного, другой другого. И это нормально.
Что может хотеть группа? Для чего она собирается? Например, скрасить пребывание детей в больнице. И это она делает хорошо. Каждый по-своему делает. Но это не есть общая цель.
Разница очень видна в тренингах на командообразование. Все участвуют и на самом деле каждый хочет своего. И только через несколько часов работы и десятков неудач все вздрагивают и говорят: «А зачем мы все это делаем?» И если участники решают зачем они вместе это делают, то меняется вообще все, и прежде всего стиль взаимодействия. А до этого все говорили, что у них общая цель, но при этом кто-то боится ошибок, другой хочет удержать лидерство, третий просто желает потусоваться. А это, в нашем понимании — группа.
У команды всегда очень жесткие границы. Там каждый посчитан, знаем, нужен — отсутствие каждого сказывается. Команды нужны для решения профессиональных задач. Например, управленческая команда в волонтёрской организации может быть очень хороша.
В волонтёрстве чаще всего достаточно группы. Волонтёрство — это система, куда человек приходит и уходит. Волонтёрская группа должна быть открытой в этом смысле. Легче принимать каждого и легче отпускать. Группа — это то пространство где люди созвучны и в меру сил участвуют о общем деле.
О координаторах волонтёрских групп
Координатор волонтёрской группы для нашего движения — ключевая позиция.
Быть координатором — это уникальная возможность. Возможность человеку решить: что он хочет, чтобы происходило? Как он хочет, чтобы происходило? Кто ему для этого нужен, сколько человек? Что ему для этого нужно? Координатор — это человек, который решает: что, как и когда будет происходить.
Для волонтёров координатор, в первую очередь, волшебник. Тот без которого ничего нет. Но который может в миг все организовать. От волонтёров часто можно услышать: «тут было трудно, но вот подошел координатор и все проблемы испарились». Координатор для волонтёра — это человек, который «с тобой», «к которому можно обратиться», «которому ты интересен», «который компетентен во всех вопросах».
Координатор, в первую очередь, это человек несущий ответственность. Иногда это просто физически ощущается. Он может прийти и ничего не делать, но детям и волонтёрам легко и спокойно, потому что есть координатор. Та же самая группа, в том же составе, придя без своего лидера — может быть раздавлена.
Координатор — это своего рода герой, он делает добрые дела не своими руками, несет ответственность за то, на что до конца не может оказать влияние. Координатор — это тот человек, к которому может обратиться ребенок с какой-то просьбой: «Простите, а у вас дирижабля не найдется? Очень надо!» Дети чувствуют, что он своего рода начальник, он ресурсен, он может перестроить процесс под ребенка, если очень надо. Они даже чувствуют, что если они пытаются вынудить волонтёра на что-то им нужное, но координатор сказал «нет», то значит «нет»!
В отношении детей (или подопечных) координатор — и «волшебник» и «тень отца Гамлета». Он полупрозрачный, он может все организовать, но сам он порой с детьми не занимается. Он как бы действует через волонтёров.
Те кто становились координаторами из волонтёров, потом говорили: «Я вот не верил, а правда — я перестал общаться с детьми». Иногда просто надо запустить процесс, а потом отстраниться, чтобы на детей не наседать.
Координатор — это безусловно начальник. Человек задающий границы, правила работы. Он же организатор. На нем вопросы: кто придет, кто не придет, что делать, а вдруг что-то изменится в учреждении и т. д. ? Если есть какие-то задумки, то они связаны с обеспечением ресурсов. То есть это та часть общего дела, за которую координатор отвечает, но не может на нее до конца влиять. У него нет жестких рычагов управления.
Координатор — это связующее звено между административной группой движения и волонтёрами. Это и связь с персоналом учреждения, где работают волонтёры. Если к группе есть какие-то замечания или просьбы, или предложения, то он доносит их до волонтёров. Так же и вопросы от группы и от волонтёров он доносит врачу, заведующему или психологу. Волонтёры категорически не наделены полномочиями общения с персоналом больницы или детского дома.
Идеальный координатор — это тот, для кого понятие «мы» должно принадлежать управленческой координаторской команде. И у этой особой группы тоже есть свой координатор, к которому все может обращаться. Соответственно, все что координатор транслирует от движения к волонтёрам — это не формальная передача расписаний или правил, а трансляция того, что волонтёрское дело — общее дело, оно принадлежит всем.
Что такое движение?
Можно сказать, что движение состоит из двух частей. Первая — работа с подопечными. На практике — это волонтёрская группа, как целое. И все группы вместе — множество. Вторая часть — работа с волонтёрами, то, что обеспечивает процесс в целом. Это все что касается привлечения волонтёров, обучения, поддержки, привлечения ресурсов, управления.
Движение — это пространство в которое мы приглашаем людей, что бы они могли проявить себя, на своем месте сделать что-то свое. Кто-то просто играет с детьми, кто-то создает свою волонтёрскую группу.
Для нас движение — это еще и пространство взаимоотношений без насилия. Оно состоит из трех видов волонтёрской общности: группы на местах, координаторская группа и управленческая команда. Связывает эти все пласты наш стиль взаимоотношения без насилия. Он сейчас в дефиците, но он есть, всюду транслируется и этим мы отличаемся.
«Даниловцы» — для многих место доброй воли, свободы и ответственности. А внутри каждый делает свое дело: кто играет с детьми, кто решает управленческие задачи, кто пишет тексты на сайт и т. д.
Андрей Мещеринов — координатор и специалист по сопровождению волонтеров Добровольческого движения «Даниловцы», создатель и первый координатор волонтерской группы в детском отделении НИИ Нейрохирургии им.Бурденко.
Лидия Алексеевская — директор Школы социального волонтерства, создатель и первый координатор волонтерской группы Движения «Даниловцы» в Российской детской клинической больнице (в отделениях гинекологии и нефрологии).
Текст подготовлен Юлией Жуковой, Мариной Белокопытовой, Ириной Белоусовой и Юрием Белановским